Шестаков давно понял, что байки про уникальных специалистов и про пагубность жесткой кадровой политики являются частью неэффективного менеджмента. Уникальных специалистов не бывает, место ушедшего немедленно займет новый, ничуть не хуже. И он, Шестаков Сергей Иванович, русский, беспартийный и злой, ставить условия не позволит ни менеджерам, ни пролетариям. Шестаков специально в первый же день провел собрание, на котором предложил трудовому коллективу исходить из того, что новое руководство — это навсегда, старое не вернется, завод мой, а всякий, кому это не нравится, может уволиться немедленно.
Доля уволившихся оказалась все-таки выше, чем Шестаков рассчитывал: тридцать процентов во втором цеху, под шестьдесят — в первом, а менеджеров еще раньше почти полностью обновили. Не беда: завод вернулся к законным хозяевам ради третьего цеха, до разрухи числившегося первым и главным. В его границах любая динамика по сравнению с десятилетним простоем была положительной. Следовательно, Шестаков действовал в верном направлении. А первый и второй цеха его волновали даже меньше, чем арендные площади на Чернышевского.
В административно-бытовой корпус Шестаков вернулся, когда уже стемнело. В приемной было неожиданно свежо — арбузно не по сезону. Секретарша, упорно смотревшая в монитор, от щелчка двери вздрогнула.
— Простите, что разбудил, Людмила Петровна, — вежливо сказал Шестаков.
— Ох, что вы, Сергей Иваныч. Вас человек ждет… Ждал… Ох, прошу прощения.
Секретарша поправила прическу и застыла с пальцами у виска.
— Людмила Петровна, вы в порядке? Что за человек?
Она проснулась и продолжила вроде по теме, но как-то невпопад:
— Да, он ушел. Приятный такой. Здесь был, сказал, что из главка. — И гаснущим тоном пробормотала: — Из какого главка?
— Действительно, из какого главка? — подхватил Шестаков, теряя терпение.
— Я да, я могу, — сказала Людмила Петровна. — Он вот тут сидел, а потом сказал, что пойдет, — ну и пошел, значит…
— Так, — сказал Шестаков и решительно обошел стол.
Секретарша снова вздрогнула, но напрасно — никаких игр на экране не было. Было начало официального письма сити-менеджеру с просьбой ускорить перевод первых этажей рабочих общаг в статус нежилых помещений. Была у Шестакова одна мысль в связи с этим.
— Ага, — сказал он, смягчаясь. — Да, формулировать тут тяжко. Давайте, Людмила Петровна, кофе попьем. Полегче станет, а? Сделаете?
— Да-да, конечно, — всполошенно согласилась секретарша.
Шестаков шагнул к кабинету, вспомнил утренний разговор с Жарковым и спросил:
— А человек тот не сказал, из какого главка он? Главк МВД, ЦРУ там или древнегреческий какой-нибудь?
— Нет-нет, — сказала секретарша с улыбкой и снова замерла, будто мучительно вспоминая.
Да что с ней такое сегодня, подумал Шестаков и замер сам. Секретарша медленно произнесла:
— Он сказал — «Морриган».
Сдержаться, приказал себе Шестаков, но опоздал.
— Что?
— Слово незнакомое, вот я и забыла, — радостно объяснила, тоже себе, Людмила Петровна, подняла глаза на начальника, усохла под его взглядом и сбивчиво повторила, судорожно пытаясь понять, ее-то вина в чем: — «Морриган» он сказал. Передайте, говорит, Сергей Иванычу, что я по этому поводу заходил — и попозже зайду.
— Когда попозже?
— Не сказал. Попозже — и все. А потом ушел — я и не заметила… Отвлеклась, что ли… — Секретарша снова принялась бормотать.
— Кофе, — напомнил Шестаков и хлопнул дверью кабинета.
Некоторое время он размышлял, звонить ли Жаркову. Выходило, что звонить надо, — но что говорить, было совершенно неясно. Приходил некто, брякнул импортное название проекта, в Чулманске никому не известное, и теперь я ой боюсь? Или Жарков именно об этом предупреждал с утра, когда невнятицу нес?
В охрану звякну, узнаю хоть, кто таков, решил Шестаков и потянулся к селектору — а тот ожил и сказал секретаршиным голосом:
— Сергей Иваныч, с охраны звонят.
— Дурдом, — с выражением сказал Шестаков.
— Простите?
— Ничего. Что хотят?
— Говорят, пришли к вам, из конторы, спрашивают, пускать ли.
— Откуда-откуда?
— Из конторы, — секретарша понизила голос. — Ну, из КГБ, значит, ФСБ то есть.
— Ага, — сказал Шестаков. — Это, видать, ваш загадочный гость вернулся. Ну, пусть заходит.
— Хорошо. Сергей Иванович, кофе готов.
— Ну, давайте гостю тоже предложим. Наберется там? Вот и хорошо.
Через пару минут Людмила Петровна, мягко постучав, вошла в кабинет и сказала:
— Сергей Иванович, к вам товарищ. Из Москвы.
— Из Москвы даже, — уважительно сказал Шестаков и вполголоса уточнил: — Тот, что ли?
Людмила Петровна, покосившись за спину, отчаянно помотала начесом.
— Эвона как, — сказал Шестаков, откидываясь на спинку кресла. — Тогда я… Ладно. Просите.
Вот о чем Жарков-то говорил, подумал он. Надо было все-таки звякнуть. Впрочем, успеем — сперва выясню, что этому надо.
Гость был молод, крепок, весел, лыс — и, в отличие от большинства московских гостей, не проодеколонен насквозь. Он пожал Шестакову руку и представился:
— Матвеев, Денис, Федеральная служба безопасности. Спасибо, что приняли.
— Вас поди не прими, — пробурчал Шестаков, дождался, пока погаснет ответная вспышка чистой радости, и поинтересовался: — Чай, кофе?
— Да при таком запахе разве выбор есть? — удивился Матвеев. — Кофе, конечно.
Шестаков распорядился и, пока Людмила Петровна не внесла поднос, ожидающе смотрел на Матвеева. Матвеев сдержанно поблескивал макушкой и улыбкой. Пригубили оба, не дожидаясь ухода секретарши. Шестаков кивнул, Матвеев замычал и стал говорить разные слова. Секретарша воссияла ярче лысины гостя.