Соболев неопределенно пожал плечами. Похоже, склонность Терлеева к необдуманным действиям была преувеличена — ну или вдруг осталась в прошлом. Возможно, вместе с упомянутой Большаковой. И сменилась склонностью к обдумыванию. Во всяком случае, Терлеев после паузы спросил:
— А для тебя идеальная концовка какая?
— Концовка чего? — осведомился Соболев.
— Дела. Этого вот дела.
— Да как и у тебя — найти и наказать виновных.
— Любых?
Соболев, улыбнувшись, откинулся на спинку кресла.
— Или конкретно Глухова и этих его братков? — продолжил Артем.
Соболев привычно придал лицу выражение «Ну хвастайся же, чтоб я мог снисходительно похвалить». В голове загудели колеса.
— Ну, Забыхин там, Филатов тот же самый и так далее. Ты против них копаешь, так? Иначе смысла нет никакого. Все остальное в этом деле вашего интереса не стоит. Вы или за эту бригаду рубитесь, или против нее. Если бы за, все было бы по-другому. Короче, против, так?
Соболев важно кивнул, лихорадочно формулируя ответ, и даже придумал — но решил не торопиться. Пусть Терлеев еще чего выдаст.
Терлеев не подвел:
— А где они остановились, кстати? Ты же в курсе, да? Может, свистнешь? Нам все спокойней будет.
— Я уточню, — пообещал Соболев.
Артем кивнул и снова уставился на костяшки бледных пальцев.
Соболев осторожно спросил:
— А у вас есть уже понятии, как все с Неушевым было? Четко против него работали, с ним втемную сыграли или он подставился, а они воспользовались?
— Да все может быть, — сказал Артем неохотно. — Этих раскрутим — поймем.
— А он пока сидеть будет?
— Кто, Неушев-то? А куда он денется. Будет. А что?
— Ну как. Арест же на этой неделе должен продлеваться. Если все так резко меняется, он ведь и соскочить может.
Артем вздохнул, подцепил пальцем чашку, неровно раскрашенную кофейной пенкой, и сказал, возя донышком по скатерти:
— Так ты из-за Неушева, короче.
Соболев обругал себя и осведомился:
— А ты против?
Артем выпятил губу, подумал и сообщил:
— Да мне все равно — это ж, типа, не мое дело. По этому… сто два — сто одиннадцать, короче, я формально не слежу совсем. Но там все вроде гладко. Так что продлят арест, не беспокойся.
— Так он же не убивал, говорят.
— Он не уверен.
Артем ухмыльнулся, остановил чашку и поднял глаза. В глазах была чистая серая злоба.
— Не уверен, а? Прикинь. Двум бабам бошки в брызги, как тыквы, — а он не уверен. Тварь.
Соболев помедлил, но все-таки спросил:
— А ты уверен?
Артем обмяк и снова принялся наблюдать за фарфоровым танцем. Сказал неохотно:
— Да похер разница — уверен, не уверен, он, не он. Кабы не он, они жив-здоровы были бы. Это стопудово.
— Несмотря на Глухова с Филатовым?
Артем резко остановил чашку, но ответил по-прежнему вяло:
— Да кто его… Может, и нет. Если бы они вариант без Юльки нашли. Хотя вряд ли — там ведь все с Сочи шло.
Не переспрашивай, велел себе Соболев. Слушай. Сам все скажет.
Терлеев сам все сказал:
— Ну да, по ходу, без вариантов. Осталось понять, чего Неушев рыдает и кается. Каждую ночь, говорят. А на допросах молчит. Адвокаты у него вешаются уже, второй грозится уйти, невозможно так, говорит.
Он поднял голову и устало пожаловался:
— Башка не варит. Два и два сложить не могу.
— Знакомо, — сказал Соболев и с силой растер лицо, а потом затылок.
Артем неожиданно уставился в Соболева, в самое глазное дно. Радужка у Терлеева была почти белая, а зрачки как стволы.
— Слушай, — прошипел он. — Ты же москвич, ушлый и вообще. Ты скажи, ведь бывает такое, чтобы человек лежит-лежит, а потом раз — встал, и нормальный? Я понимаю, не бывает, это в кино, Сигал там десять лет в коме лежал, потом встал и всех порвал, в сериалах, все такое, — но вдруг бывает, а?
Соболев неопределенно кивнул и спросил:
— А может, доктора какого надо? Я бы попробовал…
— Да чего доктор, — тоскливо оборвал Артем и опять уронил взгляд в чашку. — Током он ее будить будет, что ли? Там по докторской линии, сказали, все, что можно, сделано, и по пределу. Ей даже горло не разрезали — обычно дырку делают, чтобы легкие чистить, а наши обходятся пока как-то. Говорят, дальше или очнется, или не очнется. Пятьдесят на пятьдесят, блин.
Он криво ухмыльнулся и добавил:
— Только каждая неделя — это минус процент не в пользу того, что очнется. Спящая красавица, блин. Она же как в жизни сейчас, понял? Даже красивей. Спокойная такая, белая. Загар сошел и…
Терлеев, не поднимая головы, судорожно уткнулся в давно опустевшую чашку. И глухо, в чашку, спросил:
— А чего тебе Неушев?
— Долгая история. Он как таковой не сильно ценность какая, но на него завязано там кое-что…
Грохнуло. Артем подскочил и развернулся, Соболев вытянул голову. В дальнем углу топтались три, нет, четыре человека — один вроде ромашки собирал, остальные советы давали. Понятно: официант нес поднос, а клиенты подрезали. Бывает.
Артем, успокоившись, плюхнулся на стул, прищурился, вспоминая, и сказал:
— А, ну да. Оборонные дела. Понял. Ну что, просим счет?
— Ага, — сказал Соболев, задирая руку. — Ты мне в двух словах скажи, что вы по Глухову накопали.
— Смысл?
— Ну надо мне. Я по официальным каналам к вечеру данные получу, а время, сам понимаешь… В долгу не останусь.
Артем прищурился, но кивнул и коротко, но толково рассказал про прибывшую в Чулманск четверку, неизменно возникавшую в похожих обстоятельствах.